Дальше будет с матом, женским и мужским (С)-Лора Б. Эстетствующие – проходите мимо, а кого не испугало – поехали!

Фрайбург по немецкой статистике – самый солнечный город Германии, в смысле, что во Фрайбурге больше чем где-бы то ни было солнечных дней в году. Не знаю, знает ли об этом сам Фрайбург: недовес солнышка особенно в этом году весьма и весьма. После нескольких недель сплошного серого ничего из туч и снега, солнце наконец-то изволило себя явить и выползти на радость мне. Сразу стало светло и весело, хотя пока и не тепло ни разу.

Приехал сегодня на вокзал забрать знакомого, бросил машину на стоянку, а сам быстрее на солнышко посмотреть, пока оно не передумало. Вышел на перрон, никуда не торопясь, наслаждаюсь яркостью. Приезжает очередной скоростной поезд, метрах в 10 от меня останавливается вагон первого класса, оттуда выходит несколько пассажиров, а за ними…

Девушке было на вид не больше 25, выглядела она как усовершенствованный вариант Орнеллы Мути – просто кинозвезда. Фрайбург – город студенческий и люди на улицах в подавляющем большинстве своем одеты добротно, но совершенно просто и ровно. Я слышал, что так уже одеваются люди практически во всем мире, включая Францию и Италию, но не суть – эта девушка была одета роскошно и стильно, хотя и не броско. Вроде и ничего на ней особо такого не было, но ощущение — как будто королева английская зашла в конюшню балабановского спичечного завода Все точно подогнано и по форме, и по цвету, и по стилю. Сплошная красота — чернющие волосы, смуглая кожа, ярко голубые глаза, ну иностранная принцесса принцессой, и при этом что-то такое, совершенно неуловимо славянское…

Но мое внимание прибило к ней неописуемое горе, которое было нарисовано у нее на лице: огромное, настоящее, вселенское. Она легко выпорхнула на перрон, достала из кармана телефон, быстро посмотрела на экран и резко швырнула телефон в сумку. На ее огромных ресницах висели слезы, губы дрожали. Девушка порылась в сумке, и достала оттуда тонкими и длинными пальцами тонкую и длинную пачку сигарет, затем добыла зажигалку. Руки ее дрожали и прикурить получилось далеко не сразу. Она закрыла глаза, затянулась и я понял, что это последняя в ее жизни сигарета. Вот сейчас докурит и сыграет в Анну Каренину, причем успешно и без вариантов!

— В такой солнечный день исполнение при мне главной роли в фильме про Каренину – это явно лишнее, — подумал я, и направился к девушке: мож помочь чем, а может на самом деле не все так плохо, как ей думается. Между нами было-то метров 10, но на нее, почти плачущую, уже оглядывалось много людей. И первым к ней подошел чернокожий парень, по-виду типичный местный студент: кучерявый, в простеньком костюмчике, небольшой рюкзак велосипедиста за спиной. Он остановился и спросил на немецком совершенно без акцента, случилось ли у девушки что?

Девушка сделала затяжку, выпустила дым в небо, потом навела резкость на говорящего, и глубоко, от всей души и сердца произнесла грудным бархатным голосом:

— Да пошел ты в пизду!!!

Такой посыл я слышал один раз в жизни от тетки, торгующей на базаре семечками, когда проходящая мимо дама попробовала ее товар и сказала, что теткины семечки немного горчат. Вот по эмоциям посыл был именно такой – глубоко глубоко, далеко далеко и без всяких вариантов, что даже мертвый понимает – иначе нельзя, надо встать и идти. Станиславский, если бы такое услышал, сразу бы поверил. И тоже сразу бы пошел!

Шел и я, но к девушке, правда уже по-инерции, понимая, что не все у нее так плохо, как казалось вначале. И уж точно Карениной в ее исполнении сегодня не будет, поэтому уже можно больше никуда не спешить, а продолжать наслаждаться солнышком. Однако остановиться не получилось:

— Ну и хуй с тобой! Я просто помочь хотел! – Произнес обиженный негр на чистейшем русском. И уже собирался было уйти. Но тут пришел я. И услышал, что и как он сказал!

— Да вы охуели здесь матом ругаться! – Вырвалось у меня на полном автомате без всякой подготовки. Я просто сразу реально забыл, зачем туда шел, что и кому сам хотел до этого сказать. Фраза парня меня просто выключила.

Наступила пауза. Мы втроем с удивлением смотрели друг на друга, пытаясь осознать, что и где это было. А потом нас накрыло, всех троих, одновременно! Ржал кучерявый студент, держась за скамейку и сгибаясь пополам, выла от хохота девушка, выбросив сигарету и разбрызгивая вокруг слезы, но уже не от горя, а от этого самого смеха, меня ломало, ржало и выло по-всякому. Такое бывало, наверное, с каждым, когда ржач бешеный и остановиться просто нет никакой возможности, потому как плющит и колбасит. В общем, нашли мы друг друга в центре Европы, чтобы слегка по-русски поговорить

Не знаю, сколько это длилось, пока мы ржали. Проходящие мимо люди от нас отскакивали и обходили как можно дальше, потому как со стороны наши завывания смотрелись, наверное, слегка странновастенько. А нам реально было пофиг – мы ржали аки лошади, громко и радостно не пойми с чего. Кто-то из нас (не я) достал бумажные платочки, и мы утерлись, еле успокоившись. В глаза друг другу смотреть было страшно, потому как второй приступ мы бы не пережили – животы болели реально.

Вдруг краем глаза я заметил, что нас стало больше: к нам подошел мужчина лет за 60, высокий, плотный, в совершенно шикарном костюме, с гривой красиво уложенных седых волос. На солнышке блеснул толстый золотой браслет у него на руке..

Мы с кучерявеньким вздрогнули от дикого радостного вопля, и в ту же секунду девушка повисла на этом солидном дядьке так, как встречают дети папу из долгой командировки. Дядя гладил девушку по голове, она, уютно устроившись у него на груди, и при этом умудряясь смотреть дяде в глаза, трещала на настоящем пиццерийском так, что Малахов и Жириновский должны были бы одновременно застрелиться от зависти. Дядя пытался вставить слово, но получалось у него, прямо скажем, слабо, веселый и звонкий голосок девушки (откуда что взялось) затмил собой все.

— Он хотел ей сюрприз сделать – перевел мне негритенок, поняв, что я в итальянском вааще не копенгаген ни разу. Мы улыбнулись друг другу и пошли к вокзальному входу. Больше на перроне делать было совершенно нечего, и плохо там уж точно не было никому.

Отойдя на несколько метров, я услышал в спину тяжелое «ЭЙ». Типичное начало фразы из 90-х, когда в темной подворотне закурить просили. Прямо скажем, это было слегка неожиданно. Студент пошел дальше, не обращая внимания, а может и не понимая, что это было выпущено в нас. Я остановился и медленно повернулся – это и вопрошающих отрезвляет иногда, и самому дает пару секунд на размышления на тему того, что и как делать дальше. Обернулся и увидел картину:

Девушка двумя руками обнимает дядю за шею, зарылась в него и абсолютно счастлива. Мужик в костюме смотрит на меня, глаза его сияют, он улыбается широченной и реально доброй чудесной голливудской улыбкой, машет рукой с нестерпимо сияющим на солнце золотым браслетом и произносит:

— СЫПАСЙИБО, БЛЙАД!

Я люблю тебя, Фрайбург!