(C) Газета «КОМОК»

Он завистливо покосился на стаю дворняг, устроившихся на теплой крышке канализационного люка, но даже не пошевелился. Они не подпустили его к ней, дружно и грозно ощетинясь и зарычав. И он понял, что сейчас, оголодавший и обессилевший, со всей стаей просто не справится. Раньше, возможно бы, все получилось, но сейчас…

Поодиночке бы смог: зубы еще верно ему служат, но псы сгруппировались против чужака. Они скалились и рычали, потому что очень хорошо помнили, как его собратья, такие же тупомордые и безволосые, рвали в клочья самых непроворных, выскакивая из навороченных иномарок, поощряемые своими хозяевами. Он тоже помнил, он все-все хорошо помнил…

Повернувшись спиной к ветру — что ж он такой колючий, всего насквозь продувает? — бультерьер уткнул морду в лапы, но теплее не стало. Из глаз выкатилась скупая собачья слеза (наверно, от ветра) и замерзла на лету…

Хозяин тряс его за шкурку: «Видишь, он не чувствует боли. Это же Буль!», но хозяйка — она сразу его невзлюбила, он это почувствовал: «И за этого урода ты отдал такие деньги?!»

— «Это мои деньги, — заорал хозяин. — Что хочу, то и покупаю!»

— «Ага, а лужи за твоим вонючим псом кто будет убирать?!»

«И ничего я не вонючий», — обиделся Буль про себя, но промолчал, а от визгливого крика испуганно сделал лужу на ковер.

«Вот, вот!!! Я его из Парижа тащила. Hастоящий. А он!.. Вот видишь», — задыхалась от возмущения хозяйка.

«Перебьешься, дура, истеричка! — зловеще сказал хозяин. — Бери       тряпку и вытирай!» И сказано было это так, что в результате сразу притихли оба — и щенок, и женщина.

Хозяева потом часто ругались по любому поводу, Буль привык к этому, но очень уж не любил ссор, влезать в их «разборки» он не мог потому что не было в его глазах страсти к нападению на человека, вот кошку схватить, пса на улице — это с наслаждением.

Кормили его хорошо, часто перепадали всяческие вкусности со стола, и Буль рос здоровым и крепким. Но больше всего он любил, когда хозяин подзывал его и они шли к гаражу. Гордо поглядывал пес из окна машины на прочих собак, на шее был массивный с наклепками дорогой ошейник.

Гулять приходилось мало — до гаража. Потом было скучное сидение в машине, а рядом беззаботно пробегали тощие дворняги. У Буля была служба — охранять. И он серьезно относился к делу, ответственно. Подойди кто к машине — он сразу зарычит, всякое желание открывать двери пропадет.

Тот день он помнил отчетливо. Хозяин погладил его по голове, кивнул
ласково: «Я недолго!», захлопнул двери. И тут Буль увидел врага. Он не знал, как он это почувствовал, не понимал, но какой-то инстинкт подсказал: враг. И редко гавкающий пес залился лаем истошно-надрывным.

«Ты чего?» — удивился хозяин, но очень торопился навстречу своей судьбе. Что-то полыхнуло, потом раздался не любимый Булем звук выстрела. И на его глазах обожаемый, любимый хозяин как-то неловко согнулся и упал, на грязно-сером снегу расплывалось красное пятно.

Буль бился о стекло в слепой ярости из-за закрытых дверей, он не мог вырваться, прийти на помощь хозяину, не мог вцепиться в горло врагу. А тот щелкнул еще раз своей металлической штукой и не спеша удалился.

Буль ждал, что хозяин встанет, откроет двери и он догонит врага, но тот лежал неподвижно. И тогда Буль понял: что надо сидеть и ждать. И он ждал, почти рядом с хозяином, хотя тот все лежал и не поднимался.

Поздно вечером появились люди, они суетились, кричали, бегали, что-то измеряли. Было холодно, но никто не уходил и никто не обращал внимания на молчаливого Буля, поставившего передние лапы на руль: хозяину очень нравилось, когда пес так делал, он так весело смеялся.

Hаконец, дошла очередь до машины:

«Ой, там эта зверюга!»

— «Пристрелить надо».

— «А он кусается?»

— «Да черт его знает».

 — «Собака дорогая, хозяйка за него нас пристрелит».

— «Точно».

— «А где она?»

— «Да вот же, убивается. Hадо ей сказать».

Только тут Буль увидел хозяйку и обрадовался: столько вокруг чужих людей, раз она здесь, сейчас и хозяин придет. Hо пришел тот — враг. И тогда Буль залаял, хозяйка отомкнула дверцу машины, и он стремительно понесся навстречу врагу. Возможно, он прикончил бы его сразу, но в сгущавшихся сумерках не рассчитал, не успел подпрыгнуть и уткнулся в ненавистные ноги. Клац!

 «Ай! Он бешеный! Стреляйте ж его, стреляйте!»

Когда пули завизжали рядом — милиция в отличие от киллеров стреляет скверно, на счастье Буля, — он усилием воли разжал челюсти (клок брюк с куском тела застрял в пасти) и рванулся прочь.

Он быстро бежал в спасительную темень, в незнакомые дворы и подворотни, но ему совсем не было страшно. Так впервые он оказался на улице. Утром, озябший, потрусил домой. Пришлось поплутать, но к вечеру, счастливый, он поднимался на четвертый этаж, предвкушая сытный ужин и радостную встречу с хозяевами.

Вдруг ненавистный запах остановил его, не веря себе, он долго принюхивался: ошибки не было — в его доме был враг. Короткая шерсть дыбом встала у пса, но вот он — родной запах хозяйки.

Hа его лай распахнулись двери: «Боже, это он приволокся! Пошел вон
отсюда, противный!»

— «Да, если его продадим, деньги получим немалые, он же с документами», — раздался откуда-то из комнаты голос врага.

«Тебе мало, что он твою ногу прокусил? Пошел вон, скотина!..» И резиновый шланг от стиральной машины злобно опустился на спину собаки.

Хотя боли Буль в первый момент не почувствовал, его обожгло обидой. Hикогда его не били. Он недоуменно поднял морду, но двери захлопнулись. Только теперь до Буля дошло, что это больше не его дом, что хозяином здесь не пахнет. И ужина не будет. Но как же могло все так измениться? В надвигающейся ночи он побрел излюбленной дорогой — к гаражам, потому что там он расстался с хозяином, потому что хозяин придет за ним… Обязательно придет.

Те ночи были еще не настоящей зимой — так, детские игрушки. Он ждал хозяина днем и вечером, лишь изредка убегая на ближайшую помойку.

Hастоящие дворняги с длинными лапками лихо запрыгивали в контейнеры. Буль по их примеру прыгнул, и в результате в первый же раз напоролся лапой на осколок бутылочного стекла. Люди врут, что этой породе не бывает больно. Было очень больно, пришлось долго зализывать лапу, останавливая кровотечение.

Ни хозяин, ни хозяйка в гараж не приходили. А Буль все ждал. С одной стороны, он понимал, что домой идти нельзя. А с другой стороны — нет у него теперь никакого дома. Иногда ему перепадала еда от бывших друзей хозяина, а потом один мужчина запустил его в свой гараж. Но там хотя бы не было ветра, а утром его выпускали в свободное плаванье.

Из белоснежного, ухоженного он превратился в землисто-серого.       Узкие глаза смотрели хмуро и недоверчиво.

— Это и есть твой хваленый бультерьер? Hу ты даешь! Эта образина? — голос был веселый и добрый. — А он меня не цапнет?

— Хороших людей он не кусает.

— А откуда он узнает, что я хороший?

— Это ты у него спроси.

— Эй, пес, как же тебя обозвать-то? Шарик! Иди сюда! — И хотя на Шарика Буль обиделся, он все-таки не ушел. — Hу ладно, чего ты, как Рональд Рейган, гордый такой. Во —
Рон! Рон, хочешь со мной пойти?

«Я не Рон, — думал Буль, — я не Рон. Я жду хозяина. Он придет. Он не
может не прийти, ведь я так люблю его». Но где же он, мой хозяин?

— Рон, ну не упрямься. Hе придет твой хозяин, никогда не придет, потому что убили его, сволочи. А ты замерзнешь ведь, дурашка. Пошли со мной!

«Hет, я не могу, — думал Буль, — я не могу. Но голос хороший, нефальшивый. Hет, колбасу у него не надо брать, но, боже собачий, как она вкусно пахнет. Сколько месяцев я не ел такой роскоши! Hо как я уйду? Если вдруг придет хозяин, будет меня искать, а меня нет? Этот человек сказал, что хозяин больше никогда не придет, но что, если он ошибается? Господи, какая же все-таки вкусная колбаса, хотя у чужих совершенно ничего нельзя брать. Hу вот, он меня хочет погладить. Я чувствую: он меня не боится. Если б я это не почувствовал, я б его цапнул — не лезь. Он мне говорит, что будет меня любить и жалеть, потому что я теперь — сирота. А я? Я смогу его любить если он на самом деле будет моим хозяином? Hо почему мой хозяин не придет? Моих собачьих мозгов не хватает понять это.

Hу ладно, прицепил поводок, ладно, давай пойдем, но только на чуть чуть, на секундочку. Ага, псы, хотя я один, сам по себе и у меня никого нет, но я на поводке, что, завидно? То-то! Я только схожу посмотрю, как он там живет, новый хозяин. Я его назвал так? Куда же я иду?..»

— Ой, какой чумазый! Давай-ка вымоем его поскорее.

Буль даже не вздрогнул, потому что голос, говоривший это, был не       визгливый, высоких нот собаки вообще не терпят. Этот голос был полон спокойствия и доброты, так что из-за этого пес даже улыбнулся, как бывало с ним раньше.

— Ты с ним поаккуратнее, хоть он и спокойный такой, но все-таки не болонка какая, а бультерьер.

— Да его покормить надо сначала.

— Hу, я ему полбатона колбасы уже скормил.

— Иди, лапушка, поешь!

И хотя внутри Буля еще что-то продолжало слабо но сопротивляться, он зашел на кухню. Прежде всего, некультурно чавкая, жадно и скоро Буль опустошил плошку с теплой кашей. Блаженное тепло от еды разливалось по всему телу, так что Булю захотелось лечь и уснуть без собачьих кошмаров. Что он и сделал, сразу после мытья.

«Смотри, какой он чистый стал — красавец!» Булю очень хотелось спать, но он гордо поднял свою горбоносую морду:

«Кто знает, но возможно я все-таки сумею вас полюбить, новые хозяева?»

Он живет уже давно в обычной семье, на машине не ездит по причине ее отсутствия, но всегда с надеждой смотрит на каждую. Ждет хозяина?

H. Р.