Несколько произведений Владислава Коне, которые были опубликованы с его разрешения в фидошной эхе RUS.PETS в ноябре 2000 года.
Умирала собака…
Умирала собака,
Чутким носом уткнувшись в порог.
И никто ей однако
Утешений доставить не мог.
Слезы капали с морды,
Виновато тускнели глаза.
Пес английской породы
Рук хозяйских уже не лизал.
И подняться не в силах,
Понимая, что кончилась жизнь,
Ничего не просил он —
Не сумел бы теперь заслужить.
Торопливой лопатой
Заровняют могилку в лесу…
Лишь остывшие лапы
От бездушья собаку спасут.
Мэри
Ты долго уходила от меня, —
Земля уже травою проросла.
Обычная московская весна,
И мертвая от солнца тишина.
Ты думала, что я тебя спасу,
И я не верил в завершенность дня.
Ты долго уходила от меня
В холодную прощальную росу…
Я завернул безжизненную плоть,
Похоронил и понял, что нельзя
Взглянуть в чего-то ждущие глаза,
Сыграть тебе о чем-то пару нот…
Когда-нибудь отпустит эта грусть —
И жизнь придет к известному концу.
К тебе я обязательно вернусь…
Соленый дождь стекает по лицу…
Собачья жизнь
Хозяин
Хозяин любит спать у меня в ногах. Диван от этого получается совсем не таким просторным, как может показаться, но я терплю. Такова моя собачья судьба.
Я думаю, что он боится быть один. У двери есть хороший коврик, но он ни за что туда не ляжет. Вон, похрапывает. Съел пять бутербродов с колбасой и выхлебал поллитра молока.
Выгуливала его часа два, проголодался, а теперь умаялся, сердечный. И бормочет, инку зовет… Как будто нам без нее плохо. Я бы от такой подальше. Аппетит у нее… — так и норовит все припасы подчистить! Как бы по миру не пойти. А хозяин говорит, что это у нее от избытка жизни. Как будто жизни может быть много. Мне, например, ее всегда
не хватает. Никак не могу выспаться. Присматриваю за всем.
Хозяин проснется — и ну давай ногами шевырять — тапки ищет. Он у меня совсем ребенок: приходится совать чуть ли не в нос. А он, мало того, ворчит: ты бы, говорит, еще мне их на голову одела. Совсем глупый: разве ж налезут?! Да и тапка два, а голова только одна.
Трудно с ним. не руки, а крюки: все из них валится, — не успеваю подавать. Инка совсем заморочила ему голову. Придет, и ну давай ворковать и лизаться, а сама на холодильник смотрит. Я все вижу, а ему невдомек, душа нараспашку, готов последнее выложить. А кризис? Совсем ни о чем не думает. Как я его прокормлю при таких обстоятельствах?
Инка
Любовь, говорит… И что за радость такая любовь? Одни убытки. Она уйдет, а мне потом успокаивай. Ахи да охи. Утром на работу собирается — сам себя не видит. Пыхтит, сопит: переживания у него, видите ли, а без сна какой из него работник?
A когда инка остается ночевать, тут и вовсе никакого житья. Я демонстративно ухожу на кушетку, потому как места на диване совсем не остается; да и они что-то там делают непонятное: все трясется, будто на вулкане.
Поначалу она все спрашивала: «А собака не кусается?». Он говорит: «Да нет, ты что!» А я себе думаю: зубы у меня что ли выпали? Чего бы мне не кусаться? Конечно, я что попало не кушаю, а уж инку мне и даром не надо, сто лет бы не видеть.
Собачья жизнь!