Вышли сегодня с Дариком из леса к людям. Вместе с нами выкатилось и солнышко, поэтому гуляющих по центру нашего селения этих самых лЮдей было предостаточно.
Дарику незнакомые люди индифферентны, мне — аналогично, так что идем, наслаждаемся почтилетом. Вдруг замечаю, что на противоположной стороне самой главной дороги остановилась троица, скорее всего семья: парень с девушкой и девочка лет так 7-8. Остановилась, смотрит на нас и очень интенсивно переговариваются. Потом перебегают дорогу, подходят:
— Здравствуйте, а мы вас по-моему знаем!
— ?, «А я вас вижу в первый раз!»
— Ну вы же ходили на площадку SV, и у вас пес был, его все еще «боевой машиной» прозвали?
Тут удивление на моем лице достигло такого предела, что ни словами сказать, ни вслух произнести. Этих ребят я на площадке никогда не видел, да и по-возрасту они еще детьми были, когда я там вместе со «стариками» немецкими с Дэллом занимался.
Парень увидел мое замешательство и улыбнулся:
— У нас дома есть зарисовки всяких разных собак с той площадки, в том числе и такая вот, пушистая! Мы еще подумали, что за странная мочалка нарисована, а сейчас вживую смотрим — ну один-в-один.
И тут до меня начинает доходить: в SV-клубе был очень пожилой дядька, у него была такая же старая немецкая овчарка. Я когда-то про него в жж рассказывал: он работал в полиции, и рисовал со слов очевидцев и свидетелей разные фотороботы (компьютеры уже гораздо позже появились). Надо ли говорить, что почти весь клуб был завешан его обалденными картинами разных немецких овчарок, местных клубных, которые были звездами когда-то, собаками с Бундесзигера итд итп. А в зале, в центре, висела громадная, в несколько метров, картина немецкого овчара в стойке. Про имя той собаки никто ничего не говорил, может просто собирательный образ. Но не суть.
Дядя этот, большой такой и толстый, был офигенским, всегда с удовольствием со мной общался (при том, что по-немецки тогда я мог только очаровательно мычать), был в правительстве 
нашего клуба и очень уважаемым человеком. Мне, конечно, никто ничего не говорил, но подозреваю, что я стал первым членом — иностранцем нашего клуба, да еще и с собакой непонятной породы далеко не в последнюю очередь с подачи этого дяди.
— Вы — дети нашего клубного главного художника? — Говорю, понимая, что даже имени этого дяди уже не помню.
— Внуки, — улыбается девушка, — точнее я — внучка, это (показывает на парня) — мой муж, а это (на девочку) — правнучка. Деда всегда рисовал только тех, кто ему нравился. Вот и ваша собачка там тоже есть, запала ему, наверное, чем-то.
И тут эта самая микроправнучка, глядя мне прямо в глаза и чуть не топая ножкой громко так произносит:
— Не отдам! Это наши картинки и наша память!!!
Мы, три взрослых, удивленно смотрим на малявку, а она, ничуть не смутившись продолжает:
— Если хотите, приходите к нам в гости, и я вашу собаку сама нарисую. И подарю. А дедино не отдам!
Потом косится на стоящего рядом Дарика и продолжает, уже с сомнением в голосе:
— Только у нас дома пес немецкоовчарочьий, старенький. Ваш молодой пес умеет ПРИЛИЧНО СЕБЯ ВЕСТИ в гостях? Если да, тогда приходите!
Родители продолжали остолбенело смотреть на дочку, я поблагодарил маленькую художницу, попрощался со всеми и мы со зверем побрели дальше, даже не обменявшись телефонами. В гости туда мы не пойдем
ЗЫ. Сегодняшний молодой 11-летний Дарик в клипе «выпей море».
Метка: Дарик
Дарику 11 лет
Два часа ночи, старый парк, падает густой мохнатый снег. Яркий свет Луны и звезд, смешиваясь с неживым светом фонарей вдоль дороги, превращает все вокруг в павильон Голливуда, потому что уж очень нереально красиво. Недавно пролетел ураган, и очень много деревьев просто попадали туда-сюда. Коммунальщики вздрогнули, навезли в лес и парк своей техники, и попилили все, что уже упало, собиралось упасть и вообще росло не так, как им, коммунальщикам хотелось. Попилили и выложили вдоль дорожки так, что получился вполне себе забор, поэтому ощущение Голливудской сказки сразу сменилось на Голливудский триллер: идешь себе вдоль забора из деревьев высотой в два человеческих роста и ждешь, когда же оттуда выползет динозавр из Юрского периода 
Впереди, метрах в 20 прыгает Дарик, ловит снежинки, забирается на самый верх спиленных деревьев – оттуда лучше видно, наверное. Я закутался и нахохлился, потому как холодно маленькой елочке, шо пипец. Если б не собаки, из дома меня вытащить в такое время в такое место – да никогда и ни за что в жизни.
Оделся я не слишком, хотя на ушах висели любимые теплые наушники с подогревом, так что красная шапочка уже не нужна. Из наушников какая-то очередная аудио-книжка… Иду, дрожу, слушаю и понимаю, что к размеренному голосу автора добавляется что-то чужое.
— Молли!! Молли!!! Молли!!! – Громко, на одной ноте доносится из леса скрипучий голос. Еще через несколько секунд и показалось то, что эти звуки производило: в бесформенной куртке с остроконечным капюшоном, ростом где-то в метр шестьдесят с каблуками и этим самым капюшоном. Идет и громко орет во все стороны.
Я подозвал Дарика на всякий, хотя никакой живности вокруг, кроме капюшононосца не наблюдалось. Дарик подошел недовольно (это ж его время пастись без привязи), и пошел возле ноги рядом – так, наверное, и ему было теплее. Про себя даже говорить не буду, с одной стороны мне стало гораздо хорошее
Существо приближалось и продолжало орать мерзким голосом (я даже не мог понять, это мужской голос или женский, так оно скрипело и вопило одновременно). Дарик удивленно посмотрел на меня.
— Не обращай внимания, – говорю, — мало ли на свете людей, хм, со странностями?
— Эх! – Горестно вздохнул Дарик, поняв, что его в свободный полет пока не отпустят, и продолжил идти рядом. Я подумал, что вообще до конца прогулки его не отпущу: с южаком возле ноги, да еще и без поводка, гораздо теплее, чем когда он носится где попало.
— Бегом собаку на поводок взял!!! – Прервало мои мысли о тепле скрипящее нечто тем же голосом, которым только что орало «Молли, Молли». Я даже сразу не сообразил, что это было адресовано мне, поэтому переспросил:
— Что что?
— Ты чо, тупой, глухой, или и то и другое сразу? Собаку на поводок взял! БЕГОМ!
Обожаю такой тон и такие слова от незнакомого человека, особенно в два часа ночи на безлюдной дорожке в парке, поэтому с ответом особо не заждалось:
— Поцелуй меня в жопу, мудило (перевод стандартного немецкого ругательства средней тяжести, которое можно услышать раз десять за вечер в обычной пивной с шумной компанией). Сказал и пошел, не обращая внимания на. Дарик в человеческие разборки лезет только тогда, когда начинается плотный контакт, до этого же он – совершенный пай-мальчик, ибо ему пофиг и он не злой.
Существо удивленно взглянуло на меня и пошло своей дорогой, продолжая вопить и скрипеть: «Молли, Молли, Молли», так же противно и на одной ноте. Я подумал еще, может оно собаку потеряло, но поводка на нем не было, да и вообще оно странное какое-то было. Но мало ли психов ходит по ночам?
«Молли» удалялось и затихало. Прошли мы так еще с минуту-другую, а Дарик почему-то становился все нервнЕе и нервнЕе. С великим сожалением о теплом валенке, я все-таки отпустил его командой, но Дарик, вопреки моим ожиданиям, не побежал дальше гулять, а резво бросился к очередным деревянным залежам – эти деревья еще не были обработаны на распил, просто лежали ветками друг к другу, образую огромную и безумно колючую кучу не пойми чего. Дарик попытался с разбегу залезть внутрь, но колючек там было столько и они лежали так тесно друг к другу, что пес включил задний ход, выбрался наружу и громко сказал: «Гав!». Сказал и выразительно посмотрел на меня.
— Давай гуляй уже, — мёрзло сказал я, поглубже закутываясь в собственное тело, и пытаясь понять, что же там лопочет аудиокниговый автор у меня в ушах.
— Гавв!! ГАВВВ!! ГАВ ГАВ ГАВ!!! – Громко сказал Дарик, не сдвинувшись с места. Зная свою старшую скотинку, я понял, что он чего-то нашел и не уйдет, пока я не увижу, что или кто там есть.
— Если это чей – нибудь человеческий труп, сам будешь полицию вызывать и им все объяснять! Это у тебя шуба и шапка, а я тут сдохнуть и рядом лечь от холода не хочу и не буду! – Пробубнил я, направляясь к кустам.
— Давай скорее!! – Завопил Дарик – Тут такое!!!
Перчаток у меня не было, нормального фонаря тоже. Кое как я добыл закоченевшей рукой телефон и включил его микрофонарик. Из кучи сучьев и веток блеснуло два желтых огонька. Я навел резкость и увидел его! Это был настоящий леший, который гулял себе по лесу, гулял, как вдруг у него случайно отвалилась жопа. И ноги вместе с ней. Вот он стоит и думает – как теперь дальше ходить? И чем? И куда?
Этот взгляд, полный недоумения, офигевания и страха, из-под взгляда торчала морда, узенькая, тоненькая, как у лисенка, но с усами, как у старой обувной щетки – во все стороны сразу и никуда конкретно. К башке сверху были приделаны два остроконечных торчащих уха. Это была самая настоящая породная дворняжка, она стояла и практически не дышала от ужаса. Еще через секунду я понял, в чем дело – собака-скакака, видать, запрыгнула в кусты на большой скорости, ее зажало, она еще на этой волне свободы прыгнула обратно и развернулась на 180 градусов. В ошейник попала ветка и перекрутила его при развороте, так что собака зависла, как на мебельном крючке для одежды, разве что лапами по воздуху не болтала, а стояла на земле. Ее сдавило, дышать тяжело, выбраться не может и понять, что происходит, тоже не может, ну и поранилась скорее всего. Я опустил лучик света вниз – так и есть: поводок длиной желтой тусклой лентой лежал на земле, уходя в недра кустов, а под собакой была пара небольших пятнышек крови – на снегу их было видно очень хорошо, ну а что там было на ветках – с таким дохлым светом разобрать было ирреально.
Прогулка перестала быть томной. Ошейник был из такого же материала, как поводок, поэтому порвать его руками нечего и думать, а нож с собой на прогулку я давным-давно уже не беру почему-то. Застежка ошейника тоже скрывалась где-то в дебрях, сломать колючую толстую ветку – никак, да и дотянулся до собаки я мог лишь еле-еле. Хорошо еще, что она меня при этом не цапнула, но пес был в таком состоянии, наверное, как олень или заяц, получивший темной ночью удар света дальних фар автомобиля по глазам: бежать и надо, но куда и как?
Я попытался потянуть за поводок, но собака в кустах стала хрипеть – поводок за что-то там внутри колючек цеплялся, и скорее всего еще больше затягивал ошейник. Сам ошейник так удобно оттянулся одним краем к ветке – просто идеально было бы ножницами его подрезать, но где в лесу взять ножницы? А оставлять собаку в таком положении совсем неправильно — если она начнет дергаться, то запросто сможет порвать себя насовсем об эти колючки. Достал ключи – все как один гладенькие, с дырочками просверленными. Они этот ошейник не разрезать, а только погладить смогут. Тут мой взгляд упал на Дарика:
— О, зубастый, иди сюда! – Сказал я ему и Дарик понял. Он протиснул свою морду к моим рукам и морде собаки, после чего взял ошейник в пасть и стал его жевать. Опасность того, что собака его укусит и Дарик в ответ сожрет это несчастье, была минимальной, псу явно было не до разборок. Зубы же у Дарика – вполне себе острые (уж я-то знаю), поэтому через несколько минут леший вылетел на свободу, правда без поводка и ошейника. Лезть в колючки за сбруей – да ну нафиг вообще. Светло-бело-рыжая (фиг поймешь в ночи) собака стояла посреди дороги, улыбалась, и не могла поверить, что она теперь снова может дышать и прыгать.
— Молли? – Тихо спросил я собаку. Она удивленно и приветливо скосила на меня взгляд и завиляла хвостом.
— Давай ее нам возьмем! Я играть с ней буду! Это ж мой подарок на день рождения! Ты же обещал! Это пусть будет теперь моя игрушка, а то со мной никто не играет!!!! – Дарик вопил, громко орал, гаффкал и падал на передние лапы.
— Я согласная! Я буду игрушкой! Я иду к вам навеки поселяться! – Завизжала Молли таким же противным голосом, как и у ее хозяино (пол хозяино не определилсё)
— Полный пипец! – Подумал я, вот только этого мне и не хватало. Где теперь искать то капюшононосное? Может хоть чип у собаки есть? Но это ж в полицию надо ехать, причем прямо сейчас – ждать до завтра и брать эту чучелу домой к двум кобелям да в два ночи – ад же просто.
— Дарик, — говорю, — нахрена ты это чудище отрыл?
— Это мой деньрожденьевый подарок! Все-равно ж будешь искать, что подарить, а тут я тебе смотри сколько времени сэкономил, сам нашел! — Дарик бросился к собачке-лешему и они, визжа и вопя от радости, принялись нарезать круги друг за другом, правда к кустам не приближаясь и просто перепрыгивая через поваленные вокруг деревья.
— Ну и чего теперь со всем этим делать? – Подумал я. Вот не было печали… додумать не успел, потому как Дарик прекратил играть, развернулся в сторону дорожки и глухо так зарычал (а делает он это очень-очень редко). Я подозвал его к себе, и в этот раз уже прикрутил на поводок.
— Молли! Моллииии!!! – К нам приближалось оно в капюшоне, видимо услышав визг и лай своей лешей радости! И по мере приближения, Дарик начинал становиться в свечу, а глаза его засветились бешеным огнем, который стал ощущаться даже через густо завешенную челку. Когда это приблизилось, Дарик уже просто висел у меня на руке, хрипел и старался достать капюшонообразное, отталкиваясь от снега двумя задними лапами.
Оно остановилось в двух метрах от нас и в трех от своей собаки, остановилось и проскрипело:
— Молли! Ко мне! Сюда! БЕГОМ!!!
Последней фразы шабака не дождалась. Она бросила полный обожания взгляд на Дарика, быстро развернулась и со всех лап бросилась по дорожке от нас в глубину парка. Капюшеноносное коротко посмотрело на меня, наверное хотело что-то сказать, но быстро передумало. Вопя свое «Молли-Молли», оно спешно потопало по парковой дорожке в направлении, куда убежала собака, и быстро скрылось из виду. Дарик опустился на снег, сел на попу и стал ругаться:
— У меня день рождения, а ты! А тебе подарка жалко! Я же выбрал! Я же сказал, что хочу, пусть она у нас будет! Не буду с тобой дружить! И защищать тебя не буду! Не даешь игрушечку, буду с Ровиком ругаться на весь дом. И тебе тоже ничего не подарю, так и знай!!! Дарик надулся сам, за всю прогулку больше не надул ни капли и не сказал ни слова. А я с поводка его больше до самого дома не спускал – мало ли, если он то хозяйское раньше меня заметит, кто знает, чем все закончится?
Про день рождения Дарик действительно не врал — ему полторы недели назад исполнилось 11 лет, да и истории этой уже недели две, не меньше. Просто у меня все руки не доходили сесть и написать. С днем рождения, мой солнечный пес! Пусть у тебя все будет классно, никогда ничего не болит (ттт), и вообще все будет замечательно Мы потерялись с нашими братиками – сестричками, я не знаю, кто сейчас где и с кем, но всем-всем желаю долгих радостных и счастливых лет вместе. Валерий Львович и Тамара Николаевна, вы точно можете нами гордиться, а мы вам всегда радостно помашем хвостами, потому что мы – настоящий Белый Ветер, одни из самых-самых последних!
Дарику 10 лет
Веселый блондин на выдержке с медалью 
И сегодня этому блондину (фанфары) — 10 лет. Золотой, радостный веселый мальчик с чудесным характером, который при появлении Ровика перевернул нашу жизнь так, что я вспомнил не только о том, что у меня живет южак, но и много-много разных совершенно матерных слов на разных языках мира.
Ребят, помните майскую поездку в Москву в Белый Ветер? Я до последнего крепился и был уверен, что просто посмотрю на щенков. Даже то, что Ирина подарила мне первый выбор, меня не покобелило — слишком свежо и больно было, так больно, что я для себя решил с собаками завязать. Совсем.
Но как завяжешь, когда вокруг тебя бегают совершенно одинаковые южако-малявки? Веселятся, возюкаются, смешно рычат и кувыркаются. Я не понимаю до сих пор, как из этой могучей и веселой кучки Валерий Львович выбрал мне Дарика. Да-да, я был не в состоянии их даже различать, помню только, что хотел кобла. И все.
Единственная проблема с Дариком до недавнего времени была одна — из той поездки в Москву нас не хотели пускать на территорию Германии, сложно сюда было привезти полуторамесячного щенка. А дальше было просто золотое время, такое золотое, что я даже забыл про то, что у меня есть собака: Дарик — это человек. Он всегда рядом, всегда веселится, с хорошим настроением, ну разве что на других собак поорет и все. Я и писал об этом много много раз. И так было, ровно до того момента, когда Ровик вошел в борзячесть. Вошел и понеслось. Да что там понеслось — до сих пор несется.
Не думал я, что эта гадская порода подкинет мне такую заковыку: у людей живут парами и коблы, и суки, и все нормально пренормально. Но значит я не людь, потому как мои добрые и веселые собаки вместе рядом жить отказываются. Причем дико переживают, когда кого-то одного уводят, а кто-то остается. И вместе никак, и по-отдельности — катастрофа. Южаки одним словом, что с них взять?
Фоток праздничных не получилось, Дарик сегодня пешочком в общей сложности набегал километров десять. Ну а чего? Именинник же, к тому же и я с гор сегодня спустился. Плюс погодка хорошая, первый реальный день весны.
Всем нашим братикам и сестричкам, с кем мы, к сожалению, практически не общаемся, — крепкого здоровья, терпимых хозяев, долгих лет жизни и толстых котлет в миске. Все наши собаки у нас не случайны и спасибо вам, что вы у нас есть. Не знаю кто как, но я помню об этом не только в юбилеи… потому что эти ккказлы о себе забыть фиг когда дадут
С днем рождения, Дарька. Пойду пожму тебе лапу и отдам последний пока не сожранный сегодня кусок мяса!
С кем поведешься, так тому и надо!
Прихожу вечером домой с работы, ̶р̶а̶ш̶п̶и̶л̶ь̶ ̶с̶т̶а̶в̶л̶ю̶ ̶у̶ ̶с̶т̶е̶н̶ы̶… Слышу в квартире вдруг начавшийся хруст, громкий, чавкающий. Понимаю — собакам только что выдали по уху. Не, в хорошем смысле этого слова, по хорошему свиному, копченому, лакомному уху, в которое они вгрызлись всеми пастями.
Захожу в зал. Ровик в клетке к лесу передом, ко мне задом. Грызет.
— Привет, собака! — Говорю. Ровка, целый день меня не видел, выходи здороваться!
— И без тебя хорошо было! На двоих нефиг делить! — Доносятся мысли из клетки, челюсти работают в два раза быстрее, а задняя лапа вместе с хвостом тянется к клеточной дверце, пытаясь ее от меня закрыть. Ухо аж засасывается внутрь, сплошное хрумжоржром!!!! И не выходит!
— Вот жлобина одесская, лишенец пищемясокомбинатный, всех за кусочек продашь, недожорец хренов! — Говорю так в Рову, но на него это впечатления не производит, а скорость обжора челюстей ни разу не уменьшается, хотя да, и не увеличивается, потому что больше увеличивать ее уже некуда!
Иду дальше, думаю — ну почему он такой, вечно голодный? Уже скоро больше меня весить будет, а не нажрется никак? И меня даже встречать не выходит… То ли дело Дарик — вот он всегда прибегает, даже ночью ждет, никогда без меня не засыпает, у дверей дежурит, и только с моим приходом мы вместе идем спать. Это чистая правда на самом деле.
— Вот Дарик сейчас меня встретит, он же хороший! Не то что это… — открываю дверь в спальню. Дарик чинно расположился на коврике, в руках, тьфу, лапах передних, зажато ухо и пес аккуратно откусывает от него по кусочку, тщательно пережевывает, как будто вилочкой и ножичком работает…
— Привет, Дарька! — Говорю радостно! — День не виделись. Как дела?
— Вали, откуда пришла! РРРРРРРР! — Говорит мне, напрочь офигевшему, Дарька. При этом хватает ухо, быстренько подскакивает со своего места, отходит подальше и.. начинает молотить по уху челюстями со скоростью Ровика, злобно озираясь на меня и проверяя, не пойду ли я разделять его трапезу!!!
Люди, в смысле собаки! Вы чо, а? Недоедали когда-то? Или я когда-то на ваши ухи копченые покушался? И почему меня вечером после работы и при выдаче ушей никто не лююююююбит????
Утренний Дарик
С добрым теплым утром всех!
День Победы
Я уже как-то рассказывал: есть у нас в доме сосед, немец за 80, но весь такой бодрячок, сильный и телом и духом. Живет у него маленькая тоечка, которая с удовольствием всех кусает, а дедулина страховка все оплачивает. Дядечка (слово «дед» к нему ни разу не относится, не похож он на деда) весьма конкретный и правильный. Многие его опасаются, многие не любят. А мы с ним как-то сразу сошлись, и встретившись, можем проговорить с пол-часа, лишь потом вспомнив, что мы куда-то направлялись собственно.
Дядечка этот много рассказывал и про оккупацию немцами Польши и про оккупацию нашими Германии. Насмотрелся он всех этих картинок с двух сторон. И именно он в одном из разговоров сказал: «Гитлер и Сталин — близнецы братья. Они мудрили, а народы расхлебывали». Рассказывал в основном он. Я же эти все вещи только из книг, уроков по истории и других рассказов знаю. Он же — очевидец реальный, поэтому стараюсь не перебивать. День Победы или окончание войны, кста, он тоже отмечает. Ну и сама история собственно:
Как раз перед началом майских праздников выхожу один я на дорогу со своими крокодильчиками на тему погулять, и прямо перед домом встречаю этого дядечку. Тоечка голосит нечеловеческими звуками (ну правильно, она ж собака), Булка отвечает достойно, Дарик, в предвкушении очередной прогулки заплетает лапы в косички и рвется на улицу — в общем, дурдом «Солнышко» и никакого диалога. Мы с дядечкой приветливо киваем друг другу и вдруг я замечаю, что рядом с ним стоит дедушка, совершенно мне незнакомый. Он вытаращился на собак так, как будто увидел живое привидение — лицо его побелело и глаза расширились, собственно именно это и еще ощущение какое-то странное заставили меня взглянуть на него. Дед смотрел на собак так, как кролик смотрит на удава за секунду до того, как его сожрут! Даже собаки ощутили этот взгляд и развернулись к незнакомцу мордами.
Я не стал разбираться, что это за странности такие происходят, дернул поводки и мы вывалились на травку.
Светило солнышко, было тепло и радостно, поэтому гуляли мы очень долго. Дарик дразнил Булку, Булка огрызалась и периодически срывалась, чтобы навалять маленькому наглецу по бородатой морде. Дарик радостно убегал, памятуя о том, что его две немецко-восточно-европейские овчары догнать не хотели могли. Нарезвившись по самое не могу, мы повернули домой. Перед входом в подъезд стояла та же самая парочка, но уже без тоечки. Лишь только завидев нас, незнакомый дедок резво потрусил к нам. Булка напряглась поначалу, но я остудил ее командой. Дарька же просто с интересом наблюдал за происходящим.
Чем ближе незнакомец подходил к нам, тем страннее становилось выражение его лица. Через несколько секунд он уже стоял прямо перед нами на расстоянии пяти-шести шагов. Он стоял и смотрел на собак. Я уже почти было раскрыл рот, чтобы поинтересоваться, а какого хрена, собственно, как к нам подоспел наш сосед:
— Это мой старый друг из Баварии, вот на праздники в гости приехал. Да-да, он хоть и мальчишкой совсем был, но тоже войны хлебнул и для него то, что все закончилось — тоже праздник
— Молодой человек! — Вдруг обратился ко мне незнакомец на достаточно нормальном РУССКОМ ЯЗЫКЕ. — Это ведь у вас южнорусские овчарки, правильно?
— Да, а откуда….
Дед стоял передо мной и плакал, не в силах сказать ни одного слова
— Приходи ко мне в садик через часик! — Сказал мне сосед.
— С собаками, обязательно с собаками — Вытерев слезу со щеки добавил незнакомец и мы разошлись.
Сказать, что это был самый приятный час в моей жизни — ничего не сказать. Я терялся в догадках. Судя по рассказам соседа, как наши солдаты на его глазах насиловали его мать и старшую сестру, меня ждал очередной сабантуйчик на тему того, как южаки растерзали в зоне на куски еще пару-тройку немецких граждан. Но с соседом мы в хороших отношениях, да и не в моих правилах валить от неприятностей. В конце-концов немцы тоже были не ангелы и мерзостей творили не меньше, так что мне было чем ответить и недовольных заткнуть. Припомнив детали рассказа одного старого харьковского кинолога о том, как на них, совсем еще детишек, немцы своих молодых овчарок притравливали, запрещая детишкам даже отбиваться, я подцепил собак на мощные ошейники (на всякий случай) и пошел в гости.
Садик соседа находится в садовом кооперативе рядышком с домом но совсем в противоположной стороне от моего заповедника. Садик не только в противоположной стороне, там и происходит все абсолютно противоположно — чистенькие дорожки, одинаковые домики, выкрашенные в одинаковые цвета, подстриженная травка, двадцатисантиметровые заборчки между участочками метров 10 на 10. Для прохода туда с собаками нужно разрешение, ибо иначе — запрет полный. Впрочем, нас уже ждали и мы прошли все границы без задержек. Через пару минут мы зашли на травку (назвать это участком у меня буквы не написываются) моего соседа и зашли в микродомик, где сидел все тот же незнакомец. Настроение у меня было боевое, я приготовился сражаться, но…
— Их можно гладить? — Снова на русском спросил дедуля. Его лицо опять превратилось в странную маску, казалось моего «да, конечно» он просто не услышал, оно прозвучало фоном где-то на подсознании. Он неспеша расставив руки, двинулся к собакам. Я предупредил Булку, чтобы не рычала. Дедуля подошел вплотную, опустился на колени перед собаками, положил свои старые трясущиеся руки на голову Булке и Даре и… зарыдал. С ним случилась настоящая истерика, он всхлипывал и подвывал, прижимая к себе собак так крепко, что они начали хрустеть. В полнейшем недоумении я глянул на соседа — у него на лице было такое же непонимание происходящего. Он лишь пожал плечами.
Я снял с собак поводки. Они были больше не нужны: вряд ли, если кого-то ненавидишь, будешь с ним так обниматься и целоваться. Мой боевой задор тоже улетучился, классическая немая сцена с нашей стороны. Дед на коленях продолжал всхлипывать, хватка его ослабла, собаки слегка высвободились; Булка вылизывала плачущему старику лицо, а Дарька, подбивая своей головой дедулькину руку для поглаживания, как умеют делать почти все собаки, тихонечко подвывал и поскуливал рядом.
Через некоторое время дед успокоился, я помог ему подняться и мы сели за стол. Еще через некоторое время он стал рассказывать:
— забрали меня в армию почти перед самым окончанием войны. У меня и здоровье было ни к черту, да и характер… Отец еще меня в мои дошкольные годы бил, потому что я даже курицу зарезать не мог, хотя и я, и родственники почти все — крестьяне были. В общем, тот еще воин. Ну и в первом же бою оглушило меня взрывом, очнулся — плен. Страшно было, но по началу оказалось все более-менее нормально. Отправили меня и еще нескольких таких же мальчишек под Урал на лесоповал. Место там глухое, отшиб полный. На поляне стояла пара бараков, в километре один поселок и все, дальше глушь и тайга. Там даже охраны особо никакой — бежать некуда, пропадешь в тайге. Одно место манило — поселок, там люди и еда.
Понятно, плен — не курорт. Работали тяжело, но не это угнетало. Хозяин лагеря, где находился я и другие пленные, был настоящим садистом. В войне погибла вся его семья и у него поехала крыша.
Поначалу, когда мы только приехали, местные часто приходили к нему и просили людей для помощи по хозяйству. Мы хоть и мальчишки юные были, работать умели с детства. Топор или пилу в руках держать было куда привычнее, чем винтовку. В поселке мужчин почти не осталось, кого в войну убили, кто просто возвращаться домой в эту глушь не захотел. Мы же работали хорошо и этот «сервис» стал очень популярным.
Начальнику видать приплачивали или еще как-то договаривались. Но он, хоть и был резко против, людей давал. Попасть в такие «человеческие» бригады было сложно — работа ведь куда приятнее, чем просто в глуши лес валить, да и покормят еще — русские женщины, они добрые. В лагере же нас кормили… иногда. А иногда не кормили, в профилактических целях.
И вот однажды, хозяин зашел днем к кому-то из поселковых и увидел, как один из пленных сидит за столом и ест суп, настоящий, домашний. День этот стал черным для всех нас. Начальник вечером собрал всех пленных, страшно ругался, потом вынес приговор — не кормить неделю, только вода.
Он вызвал караул. Бараки закрыли и мы всю ночь должны были топтаться на улице. Садиться-ложиться не разрешалось, прислоняться к чему или кому-бы то ни было тоже. А утром все как и обычно — на работу, но уже не в поселок, а в лес. Те, кто был послабее и выглядел похуже, сдались первыми — их ведь к людям не брали. Там были нормальные работники нужны, поэтому слабые ходили в лес все время.
Вторую ночь мы тоже не спали. Люди начали падать, их били, обливали водой, утром снова на работу. Через три дня умерло двое наших. Начальник караула и хозяин лагеря страшно поругались. Я языка тогда не знал, поэтому ничего не понял. Караул уехал, но осталось несколько человек и три собаки. Нам дали спать по ночам, а так как охраны не хватало, и мы еле дышали, солдаты делали очень просто: барак закрывали и на периметр выпускали собаку. Две собаки были огромными, откормленными и безумно злыми, почти как наша немецкая овчарка, только гораздо больше и серые. А одна была белая и лохматая. Она была самой страшной, ее даже проводники боялись. Жуткого нрава была зверюга. Как-то на работе кто-то из наших от отчаянья в лес бросился, она его догнала через несколько метров и рвала страшно. После этого дня мы убегавшего больше не видели.
Еще через день худо стало всем: работа тяжелая, еды никакой. Жевали кору, землю, в глазах мутнело. Мой сосед по бараку, младше меня на пару лет, совсем ребенок, заболел. Он лежал, бредил и твердил только одно слово: «Есть, дайте поесть!» Наверное поэтому я и решился, мне тоже есть хотелось невыносимо и я понимал, что через пару дней буду лежать так же. Так лучше пусть закончится все и сразу. Уж не знаю, на что я надеялся, когда наступила ночь и я вышел из барака. О том, чтобы драться с сильными, сытыми и страшными зверями, не было и речи. У меня не было ни одного шанса из миллиона. Но только одна мысль вертелась в голове — только бы на охране сегодня была не та белая собака. Почему-то умереть под ее клыками казалось страшнее всего.
Дверь тихонько скрипнула и я, пошатываясь, вышел во двор. Луна светила ярко и было видно почти все. Людей-охранников не было. Я до боли в ушах вслушивался, пытаясь понять, откуда донесется лай и решить, спрятаться ли обратно или попытаться успеть к дырявому насквозь забору. Я понимал, что собака может проскочить за мной в любую другую дыру, но все-равно пошел…
У животных чувства обострены куда сильнее, чем у обычного человека: они ведь гораздо ближе к природе. Ну а нас опустили до уровня зверей: я слышал, как капают капельки воды из крана, как шуршит ветер в листьях. Я слышал все, но как подошла эта белая собака, я не слышал. Она возникла из ниоткуда, в момент и сразу, как в фильме ужасов. Я не видел ее глаз, голова была наклонена и раздавалось утробное рычание.
Это был мой конец, я понял, что пощады не будет и тогда… Я упал перед собакой на колени, и стал ее умолять пустить меня в поселок. Я разговаривал с ней, как с человеком и был красноречив, как никогда в жизни. В тот момент я видел перед собой разумное живое существо, от которого по-настоящему зависела не только моя жизнь, но и жизнь моих несчастных товарищей. Уже не помню, что я ей говорил, но собака меня поняла. Случилось какое-то невероятное чудо! Она перестала рычать, подняла голову, посмотрела мне в самую душу и… отошла. Улеглась метрах в пяти от меня и положила голову на лапы. Абсолютно молча, отвернувшись от меня.
Не веря своим глазам, я кинулся к забору. Уж не помню как долетел до поселка, откуда только силы взялись. Постучал в дом. Женщина, у которой я работал последнее время и которая относилась ко мне тепло, просто охнула, увидев меня. Через несколько минут я уже ел за троих — жители поселка знали, что происходит в лагере. Мне не надо было ничего объяснять и это было кстати. Кто ж его знает, что бы я там намычал? С собакой общаться было куда легче
Когда я доел, меня уже ждал узелок с едой. Я лишь схватил его, поклонился женщине и бросился в обратную дорогу. Как только пересек забор, белая собака резко вскочила, бросилась ко мне, но увидев и узнав меня, тут же остановилась. Я подбежал к ней, развернул узелок, вынул оттуда что-то мясное, лопотал всякие благодарности, протягивал собаке, просил ее принять угощение, но она снова подняла голову, посмотрела на меня так, что я увидел, точнее ощутил ее глаза глубоко у себя внутри, пару раз вильнула хвостом и отошла. Абсолютно молча. Угощение она даже не понюхала.
Еду мои товарищи разобрали быстро, съели еще быстрее. Никто не ругался, не толкался и не шумел, благодарили только глазами.
Следующей ночью я попробовал повторить вылазку, но на улице была серая собака. Она с разгону бросилась на меня, но я успел закрыть дверь. Эта собака подняла дикий лай. Она бросалась на дверь до тех пор, пока не пришли охранники. Нас подняли, пересчитали, и, ругаясь, ушли. С того момента я бегал в поселок раз в три дня, когда нас охраняла та белая собака. Днем, с проводником, она была сущим монстром. Как-то раз я зазевался (а может забылся) и отошел от строя на шаг-другой. Она тут же подлетела ко мне и так хватанула за ногу, что я хромал с неделю, а вот ночью…
Через некоторое время хозяина лагеря забрали, к нам приехал новый, строгий, но разумный. Издевательства с едой прекратились, в поселок мы ходили свободно после работы. Там я и русский выучил, и еще много чего полезного. Тогда-то я попросил женщину знакомую про собаку узнать — охрана с нами не разговаривала, но с местными они общались запросто.
И вот что удивительно — как только жизнь «наладилась», издевательства закончились и кормить нас стали более-менее нормально, попробовал я еще раз ночью в поселок сбегать. В этот раз уже по своим личным делам. Как обычно, пошел в ночь «белой собаки». Но стоило мне лишь приоткрыть дверь барака, как она снова возникла из ниоткуда. Только в этот раз передо мной стоял настоящий монстр. Ее глаза светились, она тихо рычала и я понял, что мои ночные путешествия закончились навсегда. Я тихонько закрыл дверь и вернулся к себе на койку. Больше экспериментов я не проводил.
Все когда-нибудь заканчивается, закончилась и моя ссылка. Я вернулся в Германию, началась нормальная жизнь, но собаку ту забыть не могу. Никогда больше я не встречал ничего подобного — такое ведь не у каждого человека встретишь. И не видел я их с той поры никогда. Деревня, в которой я живу, маленькая и выезжаем мы из нее редко. Спрашивал у заезжих русских про собак таких — не знает никто. Говорят, что приснилось мне и не бывает такого. А как же «приснилось»? Если бы не этот пес, ни я, ни многие друзья мои, дней тех страшных точно бы не пережили. Я уже и сам стал думать, что больше не увижу зверей таких никогда, а сегодня…
На глазах у деда снова выступили слезы. Он подошел к сумке и вынул оттуда две большие свежие бараньих ноги. Бывший пленник посмотрел на меня:
— Вы не против?
— Нет конечно, но это же безумно дорого — Я более чем удивился. Сколько стоит в Германии свежая баранина в мясной лавке я уточнять не буду, это негуманно
— Я в долгу перед той собакой. В ее лапах были наши жизни, и кто знает, может быть она — один из предков Ваших собак, смотрит сейчас на нас и за внуков своих радуется. Скоро я и сам ей спасибо скажу, но пока…
А Дарька и Булка, весело урча, лежали на траве и уже во всю впивались в барашкины косточки. И рык их совсем был не похож на рык их того такого страшного, грозного и ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО южачьего предка.»(с)
«ЗЫ. Клички той собаки дедушка немецкий за давностью лет и сложностью выговора так и не вспомнил.
И снова здравствуйте
Чертовски давно не виделись. Странная штука на самом деле и я не думал, что будет именно так. Делл ушел в декабре 2006, уже по идее должно было бы и попустить, но тема для меня до сих пор закрыта. Я не могу разобрать коробки с кассетами, почти не смотрю фотографии, а последние фотки за пару дней до нашей последней поездки в ветеринарку я так и не видел, просто скачал с флэшки в комп и все 🙁
Я в общем-то не очень сентиментальный человек, могу обходиться с
собаками жестко, а с кусачими даже жестоко, но вот здесь пробило напрочь. Я пробовал вернуться в эху, и хотя базы не храню, тупо набиваю в поиске волшебные слова, картинки перед глазами, и все, ступор. Слишком много связано с эхой, слишком многое у нас было, причем действительно хорошего, даже шикарного.
Я начал писать именно с нашей эхи, здесь оформлялись мои первые телодвижения и вряд ли подобное время вернется. Собаки сейчас другие, красивые, ухоженные, подготовленные и… совершенно мягкие в подавляющем своем большинстве.
Hарод владеет и пером и словом, превращая «трусость» в «осторожность» (кто помнит, тот поржет). Кто-то, видя это, вообще отошел от кинологии, кто-то с потерей друга просто ушел, закрыв для себя этот мир навсегда…
Помню себя, рассказывающего людям, потерявшим друга, о том, как надо брать другую собаку и свои ощущения, когда ушел Дэлл. Пришлось практически физически заставить взять себя в руки и увезти из Москвы щенулю, если бы не получилось, я закрыл бы этот вопрос для себя навсегда. Слишком уж тяжело терять, невыносимо.
В общем, суть не в этом. Сейчас под столом посапывает уже годовалый щенуля Дарик, в ногах сопит известная в эхе Булка, а я вломился сюда через фидо-онлайн, потому как понял, что вряд ли смогу спокойно дышать в этом месте, именуемом ру.догс — слишком много личного за плечами.
Миш, спасибо что постишь правила и сохранил эху. У меня к тебе просьба — де-факто модератор ты, я предлагаю оформить это дело официально. Сам я никуда не денусь, эху почитываю и, если сил хватит, даже пописывать попробую.
Кроме того, в Москве в Сокольниках 1 мая будет южачье-кавказячья выставка. Пока есть сложности, но если их преодолеть получится, мы с Дариком приедем покрасоваться и может даже погаффкать.
Удачи всем и спасибо, что вы есть! Кста, ау, тут есть кто-нибудь? 🙂